Ислам женщина в черном хиджабе. Духовная академия для женщин «Джамаат-е Захра»

В своей пропагандистской кампании против Исламской республики Иран ее недруги любят спекулировать на теме якобы имеющего место быть угнетении иранских женщин. Но поскольку трудно скрыть от глаза пытливого человека многочисленные достижения женщин Ирана за прошедшие после революции-1979 годы, эти враждебно настроенные публицисты пытаются убедить читателя, будто бы все прогрессивные и образованные иранки мечтают сбросить с себя хиджаб.

Точно так же, женщин, носящих черную чадру, воспринимают как недалеких, необразованных и угнетаемых мужчинами-деспотами бесправных человеческих созданий. Однако множество уважаемых иранских женщин, которые имеют не одно высшее образование, преподают в университете, ведут научные исследования, занимают государственные должности, вместе с тем, глубоко религиозны. Человеку, не знакомому с иранской культурой, иногда трудно себе представить, что та самая закутанная в черную чадру женщина, которую он считает забитой и бесправной, на деле обладает большим профессионализмом и более высоким статусом, чем ее относительно «свободно» одетая соотечественница.

Исламская религия учит, что как мужчина, так и женщина может достигнуть высот развития человеческого духа. Множество молодых девушек устремляются к получению религиозных знаний в стенах религиозных университетов священного города Кум, который стал колыбелью Исламской революции.

Известный российский журналист Надежда Кеворкова во время своего визита в Иран посетила Кум, где перед ней раскрыла свои двери знаменитая исламская духовная академия для женщин «Джамаат-е Захра». В ней учатся девушки изо всех стран мира – от Америки до Японии, мусульманки – урожденные и новообращенные, и немусульманки, просто желающие постигнуть азы персидского языка. Я публикую выдержку из ее статьи «Тегеран-2006», опубликованной в газете «Газета», чтобы развеять стереотипы об отношении к женщинам в иранской религиозной среде.

Кум

Не понять Ирана, не побывав в его религиозной столице. Кум – это столица провинции. Кум – это 120 тысяч богословов, множество академий, центров, медресе, гигантская мечеть Фатимы, к которой совершают паломничество.
Из Тегерана сюда ведет восьмирядное шоссе европейского качества, проложенное по голой гористой пустыне. Платное шоссе, между прочим (правда, проезд по нему дешев. К слову: бензин в Иране стоит 10 центов за литр. Только в Тегеране 3 миллиона автомобилей).

Кум при шахском правлении был главным центром оппозиции. Муллы и аятоллы, которых хватала тайная полиция, умирали в застенках. За это народ платил им верностью и преданностью.
Духовенство шиитов всегда было в оппозиции. В этом – секрет его популярности и авторитета.
В Москве знакомые мусульмане уверяли меня, что в Кум мне попасть не удастся. А если и попаду, то уж точно ни в одно медресе не пустят. Англоязычный путеводитель, купленный в Тегеране, призывал даже не пытаться попасть в мечеть Фатимы – запретную для немусульман.

Первый человек, с которым мы разговорились в Куме, господин Гафури, оказался отвечающим за связи иранских богословских центров с исламскими учебными заведениями в мире.

При достаточно высоком положении он ходит пешком, имеет весьма скромный дом. «Я хотел, чтобы у меня было двое детей, но их уже четверо!» – восклицает он, обводя счастливым взглядом свое семейство.
Девичья часть семейства убежала прихорашиваться. В иранском понимании это означает облачиться в черные чадры и сесть рядом с матерью. Как большие.

Тем временем хозяин дома накрывает стол. Чем больше ислама, тем больше прав у женщин. Это установление, закрепленное революцией, пошло отсюда. В Куме оно соблюдается неукоснительно.

Сохранился дом, в котором имам Хомейни жил в Куме до революции и ссылки. Он мало чем отличается от других домов – и по размеру, и по конструкции. Меньше всего это здание похоже на музей. В крытом дворике – фонтан с красными рыбками. Возле фонтана сидят парочки и пьют шербет. По стенам развешаны редкие фотографии времен революции. Все жилые помещения – офисы шариатских судей, к которым народ приходит за юридическими консультациями. Тут же юридическая библиотека. В самой дальней комнатке – небольшая витрина с книгами Хомейни.

В Куме все женщины ходят в чадрах. А большая часть мужского населения – муллы. Поэтому ощущение, что ты попал на другую планету, стойкое. Днем улицы пусты и закрыто абсолютно все – жара такая, что невозможно вообще находиться на солнце.
Девичьи университеты доктора философии

Прославленный женский университет в Куме носит имя дочери пророка Мухаммеда Фатимы. У ограды старого здания медресе на немыслимой жаре поджидает машина – за мной приехала, несмотря на выходной день, госпожа Мианджи, доктор философии, одна из лучших преподавательниц Кума, специалист по кораническим наукам, имеющая высокий статус в политических кругах женщина.

Моим провожатым она сообщает, что забирает меня. Их, мужчин, все равно внутрь медресе не пустят, а с переводом проблем не будет, так как в медресе представлен весь мир и все языки.
На заднем сиденье – ее младшая дочка. Ей десять лет, поэтому она уже носит крошечную чадру – с таким же изяществом, как и ее мать.
Всего у доктора Мианджи трое детей, старший сын уже женился. Поверить в это трудно – слишком молодо выглядит хрупкая ученая дама, закутанная в чадру. Ее муж – тоже доктор философии.
Мы едем к новому, с иголочки, громадному учебному комплексу. У ворот двое охранников спрашивают пропуск, хотя прекрасно знают Мианджи.

«Покой женщин в Иране охраняют особо. Женщина может войти, куда она хочет. А мужчина не может войти на территорию женщин, – говорит она. – Женщина может сесть в любой вагон поезда, мужчина – только в вагон для мужчин, так должно быть по исламу, но не во всех исламских странах соблюдают правила. Наши женщины – под защитой закона, а не под его гнетом, этого многие иностранцы просто не понимают. Женщины в Иране держатся за исламские порядки, им эти порядки дают очень много прав, больше, чем женщине на Западе, – пока этого не поймешь, не поймешь Ирана».
Дальше этих ворот мужчины не проходят никогда, кроме утра субботы. В эти часы сюда приглашают электриков, компьютерщиков и прочих мастеров, пока девочки на занятиях.

У входа прогуливаются девушки в черном. А на территории комплекса те же студентки бегают, прыгают, играют и занимаются спортом – девчонки в обычной одежде и без всяких косынок. Большинство в джинсах и майках, пакистанки и афганки – в национальных платьях с развевающимися шарфами, американки в юбках (чего в Америке нечасто увидишь, там все больше джинсы и брюки).

Меня обступают. Обмениваемся рукопожатиями, троекратно целуемся. Девушки наперебой расспрашивают и рассказывают, весь разговор переводится на персидский и английский.
В медресе учатся 200 незамужних девочек и 600 семейных. Незамужние живут здесь, в учебном комплексе, в просторных светлых комнатах, в которых на удивление прохладно, хотя на улице – жара устрашающая. В гостиных расстелены ковры с подушками: в каждой легко может расположиться человек двадцать пять. Все очень изящно и меньше всего похоже на общежитие. Для замужних выстроено семейное, отдельно стоящее общежитие.
Учеба, проживание и еда – все бесплатно.

Знакомимся. Американка Амина – белая англосаксонка, приняла ислам в штатах, работала учительницей младших классов в Лос-Анджелесе. «Как приняла? По воле Аллаха! – улыбается она. – Читала Коран и поняла, что истина – вот она. По воле Аллаха вернусь в Америку». Собирается работать учительницей.

Она не может понять, о чем речь, когда я спрашиваю, будут ли у нее трудности дома: «С исламом? Нет. С хиджабом? Нет. Конечно, я смогу преподавать в школе в хиджабе – у нас за это не преследуют, иншалла! Родные до сих пор опасаются моего выбора и того, что я учусь в Иране. Но это у них голова забита пропагандой».

Спрашиваю, легко ли попасть американке в Иран. Она отвечает так спокойно, как будто ничего особенного от нее не потребовалось: «Я ждала визу два года в Америке. Потом еще два месяца в Сирии. Приехала сюда два месяца назад. Если по воле Аллаха я оказалась здесь, то по воле Аллаха все остальное тоже устроится».

Всего в медресе восемь американок. Они на редкость гармонично здесь смотрятся, сохраняя и в исламе дух американского деятельного и неувядающего оптимизма. Никто из них не боится называть своих имен, хотя все намерены вернуться домой – в страну, которая считается главным врагом Ирана.

Наоборот, все девочки из России просят не фотографировать их и изменить их имена: «Могут быть проблемы, да и родные опасаются за нас». «Мы все из разных стран, мы это обсуждаем – такого отношения к мусульманам, как у нас, нет нигде», – говорит одна из них.

Спрашиваю, что будут делать по окончании медресе. Отвечают: «Иншалла, будем жить дома, замуж выйдем».
Вот и американка Амина не сомневается, что найдет себе мужа в Америке.

«Извините, у нас сейчас начинается урок у-шу» – стайка девочек убегает на тенистую площадку, где их уже поджидает учительница. Физкультура три раза в неделю, можно играть в волейбол, баскетбол. Учат водить машину, компьютер осваивают все, а заодно и множество языков, на которых разговаривает этот коллектив.

Пока идет чемпионат мира по футболу, вечерами все смотрят матчи и болеют за свои команды. Но больше всего – за команду Ирана.

Англичанки и афганки, арабки и казашки, таджички, дагестанки, девочки из Москвы, Тулы – всего сейчас представлены 35 стран.
Приезжают даже немусульманки – ради того чтобы выучить язык, здесь они учатся, принимают ислам, но совсем не обязательно становятся шиитами. «Имам Хомейни запретил вести разговоры о шиитах и суннитах, мы – мусульмане», – пояснили мне выходцы из России.

Пока мы пили ледяной шербет, я попросила открыть мне тайну, как удается носить ничем не прикрепленную чадру так, что она сидит на них как влитая. Мне долго морочили голову рассказами, что дело просто в привычке, а потом тайну все-таки открыли.
Но я ее не раскрою – обещала.

Полгода они по приезде учат персидский, потом начинается пятилетний курс, включающий арабский, философию, логику, исламские и коранические науки, шариат и множество других предметов. Можно остаться еще на два года и получить степень.
«Получается, вы находитесь в стране, где всем правят женщины?» – спрашиваю я. Госпожа Мианджи поправляет: «Нет, женщины правят семьей, а страной – Аллах».

Время от времени раздается громогласное объявление по радио – это дежурная подзывает к телефону тех, кому звонят из дома родные.

На прощание госпожа Мианджи зовет меня к себе в гости – остаться, пожить, поговорить.
«Это не случайно, что вы приехали в медресе имени Фатимы в дни, когда оплакивается ее смерть, вы даже не представляете, как девочки вас ждали, мы ведь обычно журналистов не принимаем», – говорит она.
Но надо ехать в Тегеран. Снова троекратные поцелуи, рукопожатия, обмены адресами. И вот меня провожают строгие фигуры в черных чадрах.

Надежда Кеворкова, «Газета»